На главную "Тихий
Дон" и жизнь по-арцыбашевски.
В главе XI третьей части "Тихого Дона" (т.н. "дневник студента") встречается слово "арцыбашевщина". Зеев Бар-Селла ("Записки покойника ("Тихий Дон": текстология хронологии)", "Русская почта" 2008, №1, http://tikhij-don.narod.ru/Zapiski.htm ) обратил внимание на следующие места в знаменитом романе М.П. Арцыбашева "Санин" и в той же главе "Тихого Дона". "Санин": "Так, мельком Санин упомянул, что одно время он так бедствовал и обносился, что ему приходилось самому починять себе брюки." ТД: "На развилках, попросту говоря , [–] ниже мотни[,] безнадежно порвались брюки, репнули, как переспелый задонский арбуз. Надежда на то, что шов будет держаться – призрачна. <...> Если не об"ъясниться сейчас, то через два месяца будет уже поздно брюки износятся и обопреют в таком месте, что никакое об"яснение будет немыслимо". Отметим также, что ранее А.Чернов и М.Михеев указали на несколько тройственных параллелей у автора "Тихого Дона", М.П. Арцыбашева и Ф.Д. Крюкова https://nestoriana.wordpress.com/2017/11/03/100_metafor_krjukova_ukradennye_sholohovym/ . Приведем из них пример из Арцыбашева, хронологически бесспорно предшествующий крюковскому и не встречающийся как будто у предшествующих авторов. Крюков, «Неопалимая купина». 1913 - "...на гибкую фигуру, облитую серой материей» . ТД – «Согнутая спина его, плотно облитая рубахой, темнела мокрыми пятнами ". Арцыбашев, "У последней черты"(1910-1912) - " на широких плечах которого полинялая ситцевая рубашка лежала как облитая". Ниже мы покажем, что в "Тихом Доне" кроме вышеуказанных содержатся еще около десятка параллелей с Арцыбашевым. Романы Арцыбашева "Санин" (1907) и "У последней черты" (1910-1912) цитируются по изданию - "Санин. У последней черты". М., Эксмо , 2009. Фрагменты из 1-2-й книг "Тихого Дона" цитируются по рукописи "черновой редакции" по изданию ""Тихий Дон". Динамическая транскрипция рукописи", М. ИМЛИ РАН, 2011 (далее - ТДДРР); сканы - на сайте Фундаментальной электронной библиотеки "Русская литература и фольклор" (ФЭБ). Нездоровый интерес Митьки Коршунова к его сестре и нездоровый интерес Владимира Санина к его сестре.
И далее в поступках Митьки Коршунова отражаются поступки Санина. Санин овладевает Зиной Карсавиной после совместного катания на лодке, и Митька овладевает Лизой Моховой после возвращения с рыбалки на лодке ("Санин", с. 299-300; "Тихий Дон", глава II второй части). Купеческая дочь Лиза Трегулова в романе "У последней черты" и купеческая дочь Лиза Мохова в "Тихом доне".
Грехопадение Лизы Трегуловой приводит к ее самоубийству. Виновник - художник Михайлов - пытается оправдаться: "Ну, хорошо... прожила бы она еще сорок лет, вышла бы замуж за какого-нибудь... все равно за черта, за дьявола, за всемирного гения!.. Нарожала бы детей или на курсы поехала бы, чтобы потом мужиков и баб лечить..." (с. 727). Падение Лизы Моховой не повлекло столь трагических последствий, и несбывшееся в жизни Лизы Трегуловой осуществилось у ее тезки из "Тихого Дона" - Лиза Мохова отправляется "на ученье, курсы проходить" ( часть вторая, гл. 13, ТДДРР, с. 229; ФЭБ, с. 13). Позже в "дневнике студента" автор ТД безжалостно подтвердит арцыбашевское происхождение Лизы, сначала сообщив "что она медичка второго курса" (часть третья, гл. 11, ТДДР, с. 541; ФЭБ, фрагмент черновой рукописи третьей части, с. 2), а затем прямо указав, что от нее "арцыбашевщиной попахивает" (там же). Одна из параллелей Крюков - "Тихий Дон", указанных М. Мезенцевым http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012121&oid=01212, оказывается тройственной после присоединения к ней двух фрагментов текста Арцыбашева, один из которых идет сразу за описанием переживаний Лиды и Владимира Саниных (см. выше).
Картины грязные и омерзительные. Персонаж романа "У последней черты" Тренев (с. 625) представляет жену с другими мужчинами: "Омерзительные картины цинично представлялись ему, он видел все движения ее тела в объятиях кого-то другого и готов был действительно убить ее." "Тихий Дон" (рукопись, первая часть, ТДДРР, с. 60; ФЭБ, с. 31); впоследствии текст зачеркнут, опубликован не был): "Он ставил себя на место Степана, щурил затуманенные глаза: рисовало ему разнузданное воображение грязные картины". Поиск в "Национальном корпусе русского языка" http://ruscorpora.ru по словам "омерзительные/мерзкие/грязные картины" в данном контексте (а не в контексте, например, пошлых пейзажей, как в "Портрете" Гоголя и т.п.) дал только один относительно близкий пример, причем не в художественной литературе. А. Ф. Кони. "Обвиняемые и свидетели" (1908-1914): " возникло дело о ее прелюбодеянии. Свидетели последнего г.г. Залевский и Грохольский дали под присягой подробные показания о том, что присутствовали при этой грязной картине" Инженер Наумов из романа "У последней черты" и Алексей Урюпин (Чубатый) из "Тихого Дона". Наумов, с. 479: "Идея моя есть уничтожение человеческого рода". С. 394: " Если мне противна жизнь, я имею право уничтожить ее, безразлично, в себе ли самом или в другом живом существе, ибо кому же я дам отчет?" Чубатый (часть третья, ТДДРР, с. 502, ФЭБ, с. 91): "Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто, - поучал Чубатый, смеясь глазами. - Ты не думай, как и што. Ты - казак, твое дело - рубить не спрашивая. В бою убить врага святое дело. За каждого убитого скащивает тебе бог один грех, тоже, как и за змею. Животную без потребы нельзя губить, телка, скажем, или ишо што, а человека унистожай. Поганый он, человек... Нечисть, смердит на земле, живет вроде гриба-поганки..." Далее Григорий говорит о Чубатом: "Ты скажи, угодник, чего от тебя кони полохаются (в ТДДРР на с. 503 опечатка - "урядник" вместо "угодник") - спросил как-то Григорий. - Кто их знает. - Чубатый пожал плечами. - Я их жалею. - Пьяных по духу угадывают, боятся, а ты тверезый. - Во мне сердце твердое, они чуют." "У последней черты", фабрикант Арбузов (с. 443): "Я однажды собаку убил... из револьвера застрелил... Потом долго спать не мог... Забывать стал, а вдруг среди ночи и вспоминаю, как она вертелась на снегу и ногами дергала. А потом и ничего, забыл... Помню, раза два даже с удовольствием про свои ощущения барышням рассказывал... Даже некоторую гордость чувствовал: убил, мол, и ничего... смотрите, какой твердый человек!.. На охоте тоже... неприятно еще живой птице голову свертывать, а свернешь, и забыл. Пустяки все это, Краузе... убьешь, и никаких... " Художник Михайлов и Михаил Кошевой.
Избиение офицера Зарудина Саниным и избиение офицера Листницкого Григорием Мелеховым. Униженный Зарудин кончает с собой. Листницкий также кончает с собой, хотя и гораздо позже и по другому поводу. Зарудин до самоубийства мечтает о мести Санину (с. 242): " И пихать ногами в лицо, когда свалится... прямо в лицо, в зубы, в глаза!" ТД (часть третья, гл. 24, ТДДРР, c. 538, ФЭБ, с. 123) : "кулаками свалил на жесткий кочкарник дороги и катал по земле, бил зверски, окованными каблуками солдатских сапог." В повести (сам автор обозначил жанр как "эротический роман") Арцыбашева "Женщина, стоящая посреди" (1915) находим еще один первоисточник этого эпизода из "Тихого Дона" (цит. по изданию - М., Россмен, 2001, с. 127) . Григорий избивает Листинцкого кнутом, у Арцыбашева Коля Вязовкин избивает врага палкой - "инженер отскочил шага на два и поднял палку, но палка со странной легкостью выкрутилась у него из рук и от жгучей боли в щеке и ухе Высоцкий едва не потерял сознание. Он пытался закрыться руками, но удары сыпались как град на руки, на голову, на спину, ноги его разъехались, и, оглушенный, разбитый, не похожий на человека, он бессильно ткнулся головой на мягкую кучу пыльной хвои. Откуда-то набежавшие люди держали Колю Вязовкина и вырывали у него палку инженера." ТД (там же): "Григорий коротко взмахнул кнутом со страшной силой ударил сотника по лицу. Перехватив конец он бил кнутовищем по лицу по рукам не давая сотнику опомниться. Осколок разбитого пенснэ врезался ему выше брови. На глаз падали струйки крови. Сотник вначале закрывал глаза руками, но удары учащались. <...> Кнут свистел. Мягко шлепали удары." Хорошо и радостно.
Умирающий ребенок в романе "У последней черты" и умирающая дочка Аксиньи и Григория. Подробности мы опустим, отсылая читателя к обоим романам (с. 364 у Арцыбашева и гл. XXII третьей части ТД). Пожарный двор у Арцыбашева и пожарный сарай в "Тихом доне" как будто бы не оставляют сомнения в заимствовании.
Но поиск в "Корпусе..." (до 1927 г.) дает также: С. А. Есенин. "Яр" (1915) : "Девки сидели на оглоблях пожарной бочки" - пример довольно банальный. Максим Горький. "Городок Окуров" (1909) : "из окна виден был двор полицейского правления, убранный истоптанною жёлтою травою, среди двора стояли, подняв оглобли к небу, пожарные телеги с бочками и баграми." Г. И. Успенский. "Кой про что "(1885) : "Что такое означают эти старые оглобли, эти два сломанных колеса, эта бочка, рассохшаяся и развалившаяся?" - в этом случае речь идет о бедном крестьянском дворе, а не о пожарных бочках. В целом, учитывая многочисленные реминисценции с Арцыбашевым в "Тихом Доне" и дополнительный фактор - запах, следут признать, что в первую очередь использован текст Арцыбашева. Возможно, что сам Арцыбашев ("оглобли к небу") использовал образ Горького. Взвизгивающая сабля (шашка). "У последней черты" (с. 542): "поручик Тоцкий быстро выхватил взвизгнувшую саблю". ТД (часть первая, гл. 1, ТДДРР, с. 31, ФЭБ, с. 3): "Пластая над головой визг мерцающей стали, Прокофий..." По первой публикации, "Октябрь, 1928, № 1, с. 80: "Пластая над головой мерцающий визг шашки, Прокофий...". В издании 1933 г. (и поныне): "Кружа над головой мерцающую, взвизгивающую шашку, Прокофий..." В " Корпусе русского языка" по состоянию к 1927 г. аналогов нет. Лицо, высеченное из камня. "У последней черты" (с. 427): " Но лицо молодой беременной женщины не тронулось, точно оно было высечено из камня". ТД: (часть четвертая, гл. 14, ТДДРР, с. 675, ФЭБ, с. 93): "Какое лицо! Как высеченное из самородного камня." В "Корпусе..." единственный дополнительный пример у Б. Савинкова, "То, чего не было" (1918). Большой доктор.При всей банальности этого образа никакой другой тучный врач, именуемый "большой доктор" в "Корпусе..." по состоянию к 1927 г. не находится в любом падеже. Есть только "большой доктор" в значении "выдающийся врач" у В. Шкловского - "Большой доктор, в Херсоне было много излеченных им" ("Сентиментальное путешествие", 1923). Даже поиск по синонимам "большой", "огромный", "громадный" "доктор/врач" дал еще только один похожий пример у Л.Чарской ("Приютки", 1907) - "Неуклюже изгибаясь всей своей огромной фигурой, доктор помчался за нею". Попытка женщины уклониться от объятий.
В таком контексте слов "перегнулась/перегнувшись/изогнулась/изогнувшись назад" по данным "Корпуса..." больше нет; слова "упиралась/уперлась (ему) руками в грудь" встречаются только в рассказе Куприна "Морская болезнь" (1908) - "Она отталкивала его, упиралась руками ему в грудь, в голову и говорила с отвращением: — Пустите меня, гадина… Животное… Подлец… Ко мне никто не смел прикасаться так. " ("Корпус..." конечно не обладает полнотой текстов , в данном случае он не указывает, что в повести Арцыбашева "Женщина, стоящая впереди" эти два выражения встречаются в том же контексте, но в двух разных эпизодах, по указ. изд. - с. 87, 118). Примечательно, что в прозе Ф. Крюкова находим, как и в "Тихом Доне", упоминание арцыбашевщины как нарицательного имени. " Из-за баб плачет... Говорю ему, – да чего ты, черт паршивый? Живи ты по-кочетовому... по-арцыбашевски... и вся недолга!.. Так нет! – «Ты – говорит – животное»" (повесть "Тишь" http://fedor-krjukov.narod.ru/proza/TISH.htm; интересно , что выражение "по-кочетиному", есть в "Тихом Доне", см. М. Михеев "О случайных и неслучайных совпадениях - в прозе Ф.Крюкова и М.Шолохова" http://lit.lib.ru/m/miheew_m_j/text_0010.shtml, таким образом одно предложение Крюкова дважды отразилось в "Тихом Доне"). Итак, мы обнаружили в "Тихом Доне" более десяти параллелей с прозой М. Арцыбашева. В двух случаях (с учетом указанного в начале этой статьи примера Чернова - Михеева) параллель превращается в тройственную - Арцыбашев-Крюков-"Тихий Дон". Ранее тот же вывод мы получили, анализируя с точки зрения их влияния на "Тихий Дон" прозу М. Загоскина, Г. Сенкевича и Ф. Сологуба. Таким образом, из четырех рассмотренных нами авторов, единичные реминисценции из которых в "Тихом Доне" были известны ранее, все четыре не только оказали прямое влияние на "Тихий Дон", проявившееся во многих фрагментах последнего, но и дали примеры тройственных параллелей с участием Ф.Крюкова. Этот удивительный результат, который никак не мог быть предсказан заранее, может означать только одно - тождество личностей Федора Крюкова и автора "Тихого Дона". |
||||||||||||||||||||||||||||||