На главную

 "Тихий Дон" и жизнь по-арцыбашевски.

   


       В главе XI третьей части "Тихого Дона" (т.н. "дневник студента")  встречается слово "арцыбашевщина".  Зеев Бар-Селла  ("Записки покойника ("Тихий Дон": текстология хронологии)",  "Русская почта" 2008, №1, http://tikhij-don.narod.ru/Zapiski.htm )  обратил внимание на следующие места в знаменитом романе М.П. Арцыбашева "Санин" и в той же главе "Тихого Дона". "Санин": "Так, мельком Санин упомянул, что одно время он так бедствовал и обносился, что ему приходилось самому починять себе брюки."    ТД: "На развилках, попросту говоря , [–] ниже мотни[,] безнадежно порвались брюки, репнули, как переспелый задонский арбуз. Надежда на то, что шов будет держаться – призрачна. <...>  Если не об"ъясниться сейчас, то через два месяца будет уже поздно брюки износятся и обопреют в таком месте, что никакое об"яснение будет немыслимо".
       Отметим также, что ранее  А.Чернов и М.Михеев указали  на несколько тройственных параллелей у  автора "Тихого Дона", М.П. Арцыбашева  и Ф.Д. Крюкова  https://nestoriana.wordpress.com/2017/11/03/100_metafor_krjukova_ukradennye_sholohovym/  . Приведем из них пример из Арцыбашева, хронологически  бесспорно предшествующий крюковскому и не встречающийся  как будто у предшествующих авторов.
         Крюков, «Неопалимая купина». 1913
-  "...на гибкую фигуру, облитую серой материей» . ТД – «Согнутая спина его, плотно облитая рубахой, темнела мокрыми пятнами ".
     Арцыбашев, "У последней черты"(1910-1912) - " на широких плечах которого полинялая ситцевая рубашка лежала как облитая". 

      Ниже мы покажем, что в "Тихом Доне" кроме вышеуказанных содержатся еще около десятка   параллелей с   Арцыбашевым. Романы Арцыбашева "Санин" (1907) и "У последней черты" (1910-1912) цитируются по изданию -  "Санин.  У последней черты". М., Эксмо , 2009.  Фрагменты из 1-2-й книг "Тихого Дона" цитируются по рукописи "черновой редакции" по изданию ""Тихий Дон". Динамическая транскрипция рукописи", М. ИМЛИ РАН, 2011 (далее - ТДДРР); сканы - на сайте Фундаментальной электронной библиотеки "Русская литература и фольклор" (ФЭБ).



   
  Нездоровый интерес Митьки Коршунова к его сестре и нездоровый интерес Владимира Санина к его сестре.


"Санин", гл. VII, с.  71-72

"Тихий Дон", часть вторая, глава 16;
ТДДРР, с. 281; ФЭБ, с. 62

- Без платка ты была гораздо лучше...  -  пояснил  он  так  же  тихо  и   Лида недоумевающе повернулась к нему и инстинктивно завернулась плотнее в платок.
     Санин засмеялся. Лида смущенно  облокотилась  грудью  на  подоконник  и
выставила голову за окно. Санин дышал ей в щеку.      - Ты - красавица! - сказал он.
     Лида быстро взглянула на него и испугалась того, что  почудилось  ей  в
выражении  его  лица.  Она  порывисто  отвернулась  в  сад  и   всем   телом почувствовала, что Санин смотрит на нее как-то особенно. И это показалось ей так ужасно и гадко, что у нее похолодело в груди и вздрогнуло сердце.  Точно так же на нее смотрели все мужчины, и это нравилось ей.  но  с  его  стороны почему-то было невероятно,  невозможно.  Она  сделала  над  собой  усилие  и улыбнулась.

- Я знаю...
     Санин молчал и смотрел на нее. Когда она облокотилась на окно,  рубашка и платок опустились и сбоку была видна верхняя часть освещенной луной  белой и неуловимо нежной груди.
     - Люди постоянно ограждают себя от счастья китайской стеной,  -  сказал Санин, и его дрожащий и тихий голос был  странен  и  еще  больше,  почти  до ужаса, испугал Лиду.      - Как? - беззвучно спросила она, не отрывая  глаз  от  темного  сада  и боясь встретиться с ним взглядом. Ей казалось, что тогда произойдет то, чего даже возможности нельзя допустить.
     И в то же время она уже не сомневалась и  знала,  и  ей  было  страшно, гадко и интересно. Голова у нее горела, и она ничего не видела перед  собой, с ужасом, омерзением и любопытством ощущая на  щеке  горячее  и  напряженное дыхание, от которого у нее шевелились волосы на виске и мурашки пробегали по голой спине под платком.
     - Да так... - ответил Санин, и голос его сорвался.
     Лида почувствовала, точно молния пробежала по всему ее телу, она быстро выпрямилась и, сама не замечая,  что  делает,  нагнулась  к  столу  и  разом потушила лампу.      - Пора спать! - сказала она и потянула к себе окно.      Когда лампа потухла, на дворе  стало  светлее  и  отчетливо  показалась
фигура Санина и его лицо, освещенное синим светом луны. Он стоял в  глубокой росистой траве и смеялся.
     Лида отошла от окна и машинально  опустилась  на  кровать.  Все  в  ней дрожало и билось и мысли путались. Она слышала шаги  Санина,  уходившего  по шуршащей траве, и прижимала рукой колотившееся сердце.



С  первых  дней  по-иному  стал поглядывать на нее Митька, а однажды, прихватив Наталью  в сенцах,  прямо спросил:
   - Скучаешь по Гришке?
   - А што тебе?
   - Тоску твою хочу разогнать...
   Наталья взглянула ему в глаза и ужаснулась в душе своей догадке.  Играл Митька  зелеными  кошачьими  глазами,  маслено  блестел  в  темноте  сеней разрезами зрачков. Наталья, хлопнув дверью, вскочила в  боковушку  к  деду Гришаке и долго стояла, прислушиваясь  к  несчетному трепету  сердца. 
Митька на другой день после этого  подошел к ней на  базу.  Он  метал  скотине сено и на прямых его волосах, на папахе  шпанского  меха  висели  зеленые травяные былки. Наталья отгоняла от свиного корыта увивавшихся собак.
   - Ты не мордуйся, Наташка...
   - Я бате зашумлю! - крикнула Наталья, закрываясь от него руками.
   - Тю, сдурела!
   - Уйди, проклятый!..
   - Ну, чего шумишь?
   - Уйди, Митька! Зараз пойду и расскажу бате!..  Какими  ты  глазами  на меня глядишь? И-и-и, бессовестный!.. Как тебя земля держит!
   - А вот держит и не гнется. - Митька в подтверждение топнул сапогами  и подпер бока.
   - Не лезь ко мне, Митрий!
   - Зараз я и не лезу, а ночью приду. Ей-богу, приду.
   Наталья ушла с база, содрагаясь. Вечером  постелила  себе  на  сундуке и  положила  с  собой  младшую  сестренку.  Ночь проворочалась  горячечными глазами вклиниваясь в темноту. Шороха ждала, чтобы крикнуть на  весь  дом, но тишина нарушалась только сапом спящего рядом, за стенкой, деда  Гришаки да редкими всхрапами разметавшейся под боком сестры.
  

 


      И далее  в поступках Митьки Коршунова отражаются поступки Санина.
Санин овладевает Зиной Карсавиной  после совместного катания на лодке, и Митька овладевает Лизой Моховой после возвращения с рыбалки на лодке ("Санин",  с. 299-300;  "Тихий Дон", глава II второй части).


 Купеческая дочь Лиза Трегулова в романе "У последней черты" и купеческая дочь Лиза Мохова в "Тихом доне".

"У последней черты",  часть I, глава XXIV, с.  493  

"Тихий Дон", часть первая, "вставная глава";
ТДДРР, с. 39; ФЭБ, с. 11

..близость ее здорового  свежего  тела, закрытого только легкой, почти прозрачной материей, волновала его.
     Близко перед глазами была  ее  голая  крепкая  стройная  шея  с  легким загаром,  а  там,  где  кончался  вырез  платья,  виднелась  и   таинственно скрывалась белая полоска незагорелого здорового тела. Глаз невольно скользил по этой маленькой наготе и томился, что не видно дальше, там, где все  тело, упругое и свежее, скрыто в своей молодой  прелести.  Когда  Лиза  двигалась, видно было, как под платьем  мягко  ходили  изгибы спины,  мягкой  талии  и круглых плеч.

Солнце просвечивало белое платье,  и  Митька  видел  смутные очертания полных ног и широкое волнующееся кружево нижней юбки.
      - Во, брат,  юбка... - Толкнул он вместо Григория сазана. Наскрозь все видать... Как скло.

 


       Грехопадение Лизы Трегуловой приводит к ее самоубийству.  Виновник - художник Михайлов -  пытается оправдаться: "Ну, хорошо... прожила  бы  она  еще  сорок лет, вышла бы замуж за какого-нибудь... все равно за черта, за  дьявола,  за всемирного гения!.. Нарожала бы детей или на курсы поехала бы,  чтобы  потом мужиков и баб лечить..." (с. 727).  Падение Лизы Моховой не повлекло столь трагических последствий, и несбывшееся  в жизни Лизы Трегуловой осуществилось у ее тезки из "Тихого Дона" - Лиза Мохова отправляется "на ученье, курсы проходить" ( часть вторая, гл. 13, ТДДРР, с. 229; ФЭБ, с. 13). Позже в "дневнике студента" автор ТД безжалостно подтвердит арцыбашевское происхождение Лизы, сначала сообщив "что она медичка второго курса" (часть третья, гл. 11, ТДДР, с. 541; ФЭБ, фрагмент черновой рукописи третьей части, с. 2), а  затем  прямо указав, что от нее  "арцыбашевщиной попахивает" (там же).



       Одна из параллелей Крюков - "Тихий Дон", указанных М. Мезенцевым http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012121&oid=01212, оказывается тройственной после присоединения к ней двух фрагментов текста Арцыбашева, один из которых   идет сразу за  описанием  переживаний Лиды и Владимира Саниных (см. выше).

Арцыбашев

 "Тихий Дон", часть третья, гл. 22, ТДДРР, с. 526; ФЭБ, с. 112

Ф. Крюков,  "Зыбь", гл. III

   "Санин", гл. VII с. 73
Все ее молодое сильное тело властно говорило о том, что она имеет право брать от жизни все, что интересно, приятно, нужно ей, и что она имеет  право делать все,  что  хочет,  со  своим,  ей  одной  принадлежащим, прекрасным, сильным, живым телом


"У последней черты", часть I, гл. VIII с. 380

живи так, чтобы  вся  кровь
кипела, чтобы ни одна минута даром не пропала, чтобы потом не пожалеть: вот, мол, мог взять от жизни и не взял


 поднялся на террасу дома, засмеялся радостно, довольно. Его подмывало бодрящее веселье <...> Я обворовал ближнего...  но ведь там, на фронте, я рисковал жизнью. <...>Надо с жадностью жить каждый миг...

Радостное чувство молодого самодовольства отдавалось беспокойной игрой в сердце... Хотелось крикнуть гулко и резко, засмеяться, запеть... Пусть догадаются, что идет он от чужой жены и весь охвачен ликующим ощущением великолепной жизни... Так весело, так хорошо было жить в весеннюю светлую ночь, не задумываясь брать от жизни сладкий мед ее цветов, вдыхать их пьяный аромат и не вспоминать о бесчисленных удручающих ее закоулках


Правда у Крюкова в сжатом виде этот мотив есть уже в ранней повести "Казачка" (1896): "Мы сами себе иногда создаем муки, вместо того, чтобы брать от жизни, не задумываясь, все светлое и радостное, что она дает."
      

Картины грязные и омерзительные.  
          Персонаж романа "У последней черты" Тренев (с. 625) представляет жену с другими мужчинами: "Омерзительные картины цинично представлялись  ему,  он  видел все движения ее тела в объятиях кого-то другого и  готов  был  действительно убить ее." 
      "Тихий Дон" (рукопись, первая часть, ТДДРР, с. 60; ФЭБ, с. 31);  впоследствии текст зачеркнут,  опубликован не был): "Он ставил себя на место Степана, щурил затуманенные глаза: рисовало ему разнузданное воображение грязные картины". 
        Поиск в "Национальном корпусе русского языка" http://ruscorpora.ru по словам "омерзительные/мерзкие/грязные картины" в данном контексте (а не в контексте, например, пошлых пейзажей, как  в "Портрете"  Гоголя и т.п.) дал только один относительно близкий пример, причем  не в художественной литературе.   А. Ф. Кони. "Обвиняемые и свидетели" (1908-1914): " возникло дело о ее прелюбодеянии. Свидетели последнего г.г. Залевский и Грохольский дали под присягой подробные показания о том, что присутствовали при этой грязной картине"

 

         Инженер Наумов из романа "У последней черты"  и  Алексей Урюпин (Чубатый) из "Тихого Дона".
         Наумов, с. 479:  "Идея моя есть уничтожение человеческого рода". С. 394: " Если мне противна жизнь, я имею  право  уничтожить ее, безразлично, в себе ли самом или в другом живом существе, ибо кому же  я дам отчет?"
      Чубатый (часть третья, ТДДРР, с. 502, ФЭБ, с. 91): "Человека руби смело. Мягкий он, человек, как тесто, - поучал Чубатый, смеясь глазами. - Ты не думай, как и што. Ты - казак, твое дело -  рубить не спрашивая. В  бою  убить  врага    святое  дело.  За  каждого  убитого скащивает тебе бог один грех, тоже,  как и за  змею.  Животную  без  потребы нельзя губить, телка, скажем,  или  ишо  што,  а  человека  унистожай.  Поганый  он,  человек...  Нечисть,   смердит   на   земле,   живет   вроде гриба-поганки..."
   
         Далее Григорий говорит о Чубатом: "Ты скажи, угодник, чего от тебя кони  полохаются  (в ТДДРР на с. 503 опечатка -  "урядник" вместо "угодник") -  спросил  как-то Григорий.
   - Кто их знает. - Чубатый пожал плечами. - Я их жалею.
   - Пьяных по духу угадывают, боятся, а ты тверезый.
   - Во мне сердце твердое, они чуют."
        "У последней черты", фабрикант   Арбузов (с. 443): "Я однажды собаку убил... из револьвера  застрелил...  Потом  долго спать не мог... Забывать стал, а вдруг  среди  ночи  и  вспоминаю,  как  она вертелась на снегу и ногами дергала. А потом и ничего, забыл... Помню,  раза два даже с удовольствием про  свои  ощущения  барышням  рассказывал...  Даже некоторую гордость  чувствовал:  убил,  мол,  и  ничего...  смотрите,  какой твердый человек!..  На  охоте  тоже...  неприятно  еще  живой  птице  голову свертывать, а свернешь, и  забыл.  Пустяки  все  это,  Краузе...  убьешь,  и никаких... "



  Художник Михайлов и Михаил Кошевой.
    

"У последней черты" 

"Тихий Дон",часть четвертая, гл.21, ТДДРР, с. 715; ФЭБ, с. 122

с. 383:

Я никогда не забываю женщин, с которыми жил, и на всю жизнь сохраняю к ним нежность, но мне не по силам, да и не  вижу  я  смысла  убить свою душу, чтобы одна из них была счастлива... Да и какое счастье в  этом?.. Зубами держать человека на привязи! Странное дело! Всю жизнь люди  стараются связать себя попарно, ничего, кроме гадости, из этого не выходит, ни  одного счастливого брака, ни одной вечной любви еще  не  получилось,  а  непременно надо и всех заставить так жить!"

с. 519:

Весь мир наполнен их сладострастными прекрасными  телами,  вся  земля опутана сетью их ласкающих  нежных  голых  рук.  Не  видеть  их,  отказаться навсегда, всю жизнь слить с одной, почему-то  выбранной  из  всех,  было  бы глупо и скучно


Я, парень, жадный до жизни  стал  - как вспомню, сколько на свете красивых баб, аж  сердце  защемит!  Вздумаю, что мне их всех сроду не придется облюбить - и кричать хочу с тоски! Такой я нежный до баб стал, что каждую  бы  до  болятки  миловал...  Крыл  бы  и летучую и катучую, лишь бы красивая была...  А  то  тоже  с  большого  ума приладили жизню: всучут одну тебе до  смерти  -  и  мусоль  ее,  нешто  не надоисть?


      

           Избиение офицера Зарудина Саниным и избиение офицера Листницкого Григорием Мелеховым. Униженный  Зарудин кончает с собой. Листницкий также кончает с собой, хотя и гораздо позже и по другому поводу. Зарудин  до самоубийства мечтает о мести Санину (с. 242): " И пихать ногами в лицо, когда свалится... прямо в лицо, в зубы, в глаза!"
      ТД  (часть третья, гл. 24, ТДДРР, c. 538, ФЭБ, с. 123) : "кулаками  свалил  на  жесткий кочкарник дороги и катал  по  земле,  бил  зверски,  окованными  каблуками солдатских сапог."
       В повести (сам автор обозначил жанр как "эротический роман") Арцыбашева "Женщина, стоящая посреди" (1915)  находим еще один первоисточник  этого эпизода из "Тихого Дона" (цит. по изданию - М., Россмен, 2001, с. 127) . Григорий избивает Листинцкого кнутом, у Арцыбашева Коля Вязовкин  избивает врага палкой -  "инженер отскочил шага на два и поднял палку, но палка со странной  легкостью выкрутилась у него из рук и от жгучей боли в щеке и  ухе  Высоцкий  едва  не потерял сознание. Он пытался закрыться руками, но удары сыпались как град на руки, на голову, на спину, ноги его разъехались, и, оглушенный, разбитый, не похожий на человека, он бессильно ткнулся головой  на  мягкую  кучу  пыльной хвои.  Откуда-то набежавшие люди держали Колю Вязовкина  и  вырывали  у  него палку инженера."
         ТД (там же): "Григорий коротко взмахнул кнутом со страшной силой ударил  сотника  по лицу. Перехватив конец он бил кнутовищем по  лицу  по  рукам  не  давая сотнику опомниться. Осколок разбитого пенснэ врезался ему выше брови.  На глаз падали  струйки крови. Сотник вначале  закрывал  глаза  руками,  но удары учащались. <...> Кнут свистел. Мягко шлепали удары."




         Хорошо и радостно.

"Санин", с. 25 

"Тихий Дон", часть первая, глава 10;
ТДДРР, с. 59; ФЭБ, с. 30

Ему было хорошо, легко и радостно. Зелень, солнце,  голубое  небо  таким ярким лучом входили в его душу, что вся  она  раскрывалась  им  навстречу  в ощущении полного счастья .

Мне весело и хорошо оттого, что день, подсиненный безоблачным небом, тоже весел; оттого, что на душе вот такой-же синий покой и чистота. Мне радостно, и больше я ничего не хочу.





Умирающий ребенок в романе "У последней черты" и умирающая дочка Аксиньи  и Григория.
Подробности мы опустим, отсылая читателя к обоим романам (с. 364 у Арцыбашева и гл. XXII третьей части ТД).



Пожарный двор у Арцыбашева и пожарный сарай в "Тихом доне" как будто бы не оставляют сомнения в заимствовании.  

"У последней черты", с. 342

"Тихий Дон", часть первая, "вставная глава";
ТДДРР, с. 38; ФЭБ, с. 10

В открытое окно ему был виден  обширный  пожарный  двор.  Оттуда  душно пахло разопрелым навозом и пыльным сеном. Под длинным навесом стояли бочки с беспомощно задранными оглоблями и, казалось, тоже  изнывали  от  жары.

На площади, за  пожарным  сараем,  где   с обломанными оглоблями стояли пожарные бочки зеленеет крыша Моховского дома. Григорий шагая  мимо  сарая  сплюнул и зажал нос, из-за бочки застегивая шаровары, - пряжка  в зубах, - вылезал старик.
Во "втором черновике" вместо "стояли" читаем - "рассыхались." ( ТДДРР, ч. 1, гл. II, с. 124; ФЭБ, с. 9)


Но поиск в "Корпусе..." (до 1927 г.) дает также:
С. А. Есенин. "Яр" (1915) : "Девки сидели на оглоблях пожарной бочки" - пример довольно банальный.
Максим Горький. "Городок Окуров" (1909) :  "из окна виден был двор полицейского правления, убранный истоптанною жёлтою травою, среди двора стояли, подняв оглобли к небу, пожарные телеги с бочками и баграми."
Г. И. Успенский. "Кой про что "(1885)  :   "Что такое означают эти старые оглобли, эти два сломанных колеса, эта бочка, рассохшаяся и развалившаяся?" - в этом случае   речь идет о бедном крестьянском дворе, а не о пожарных бочках.
         В целом, учитывая многочисленные реминисценции с Арцыбашевым в "Тихом Доне" и дополнительный фактор - запах, следут признать, что  в первую очередь  использован текст Арцыбашева. Возможно, что сам Арцыбашев ("оглобли к небу") использовал образ Горького.

 

       Взвизгивающая сабля (шашка).
"У последней черты" (с. 542): "поручик Тоцкий  быстро  выхватил  взвизгнувшую саблю".
ТД  (часть первая, гл. 1, ТДДРР, с. 31, ФЭБ, с. 3): "Пластая над головой визг мерцающей стали, Прокофий..."  По первой публикации, "Октябрь, 1928, № 1, с. 80:  "Пластая над головой мерцающий визг шашки, Прокофий...". В издании 1933 г. (и поныне): "Кружа  над головой мерцающую, взвизгивающую шашку, Прокофий..."  В " Корпусе русского языка"  по состоянию  к 1927 г. аналогов  нет.


        Лицо, высеченное из камня.
   "У последней черты" (с. 427): " Но лицо  молодой  беременной  женщины  не  тронулось,  точно  оно  было высечено из камня".
ТД:  (часть четвертая, гл. 14, ТДДРР, с. 675, ФЭБ, с. 93): "Какое лицо! Как высеченное из самородного камня."
В "Корпусе..." единственный дополнительный пример у  Б. Савинкова, "То, чего не было" (1918).

 Большой доктор.  
"У последней черты"
, с. 354: "толстый большой доктор" (далее один раз доктор Арнольди также назван огромным)
ТД (часть третья, ТДДРР, с. 477, ФЭБ, с. 64) - "Большой багровый доктор".
При всей банальности этого образа никакой другой тучный врач, именуемый "большой  доктор" в "Корпусе..." по состоянию к 1927 г. не находится в любом падеже. Есть только "большой  доктор" в значении "выдающийся врач" у В. Шкловского - "Большой доктор, в Херсоне было много излеченных им" ("Сентиментальное путешествие", 1923). Даже поиск по синонимам "большой", "огромный", "громадный" "доктор/врач" дал еще только один похожий пример у Л.Чарской ("Приютки", 1907) - "Неуклюже изгибаясь всей своей огромной фигурой, доктор помчался за нею".


     

Попытка женщины уклониться от объятий.

"У последней черты", с. 557

"Тихий Дон", часть первая, глава 20;
ТДДРР, с. 101; ФЭБ, с. 72

Его руки  охватили  ее талию,  перегнули  назад  все  тело  и  прижали  к  сильной  твердой  груди. Близко-близко они видели глаза друг друга, и эти глаза смотрели, подстерегая каждое движение, как  будто  они  были  враги,  схватившиеся  в смертельной схватке. Но она не давалась. Перегнувшись  назад,  бледная,  с  затуманенным взглядом, она упиралась руками ему в грудь и молчала."

Григорий нерешительно притянул ее к себе, хотел поцеловать полураскрытые губы,  но  она  с силой уперлась  ему в грудь руками, гибко перегнулась назад  и  со  страхом метнула глазами на окна дома.


     В таком контексте слов "перегнулась/перегнувшись/изогнулась/изогнувшись назад" по данным  "Корпуса..." больше  нет; слова "упиралась/уперлась (ему) руками в грудь"  встречаются только в рассказе Куприна "Морская болезнь" (1908) - "Она отталкивала его, упиралась руками ему в грудь, в голову и говорила с отвращением:
— Пустите меня, гадина… Животное… Подлец… Ко мне никто не смел прикасаться так. "
    ("Корпус..."  конечно не обладает полнотой текстов , в данном случае он не указывает, что  в повести Арцыбашева "Женщина, стоящая впереди" эти два выражения встречаются в том же контексте, но в двух разных эпизодах, по указ. изд. - с. 87, 118).

Примечательно, что в прозе Ф. Крюкова находим, как и в "Тихом Доне",  упоминание арцыбашевщины как нарицательного имени.  " Из-за баб плачет... Говорю ему, – да чего ты, черт паршивый? Живи ты по-кочетовому... по-арцыбашевски... и вся недолга!.. Так нет! – «Ты – говорит – животное»" (повесть "Тишь" http://fedor-krjukov.narod.ru/proza/TISH.htm; интересно , что выражение "по-кочетиному", есть  в "Тихом Доне", см. М. Михеев "О случайных и неслучайных совпадениях - в прозе Ф.Крюкова и М.Шолохова"  http://lit.lib.ru/m/miheew_m_j/text_0010.shtml, таким образом одно предложение Крюкова дважды отразилось в "Тихом Доне").

        Итак, мы обнаружили в "Тихом Доне" более десяти параллелей с прозой М. Арцыбашева.
В двух случаях (с учетом  указанного в начале этой статьи примера Чернова - Михеева)  параллель превращается в тройственную -  Арцыбашев-Крюков-"Тихий Дон".  
        Ранее тот же вывод мы получили, анализируя с точки зрения их влияния на "Тихий Дон"  прозу М. Загоскина, Г. Сенкевича и Ф. Сологуба.  Таким образом, из четырех рассмотренных нами авторов, единичные реминисценции из которых в "Тихом Доне" были известны ранее,   все четыре не только оказали прямое влияние на "Тихий Дон", проявившееся во многих  фрагментах последнего, но и дали примеры  тройственных параллелей с участием Ф.Крюкова. Этот удивительный результат, который никак не мог быть предсказан заранее, может означать только одно - тождество личностей Федора Крюкова и автора "Тихого Дона".